ЗАМОК Алисы, Россохи и Сенсея.

СВА

- Богатым, - прошептал Гвидо Микони, защелкивая кожаный ремень чемодана. Он задумался, почему это слово не вызывает больше привычного волнения. Он взглянул на Рорэму, лежащую в постели. Ему уже будет не хватать ее. Воспоминания перенесли его почти на десятилетие, к тому дню, когда он впервые увидел Рорэму во внутреннем дворе своей дешевой гостиницы, где он разогревал на примусе спагетти. У нее были ввалившиеся глаза, и платье, которое она носила, было слишком велико для ее худого маленького тела; ее можно было спутать с одним из тех подростков, которые приходили сюда посмеяться над иностранцами, особенно над итальянскими строительными рабочими. Но Рорэма приходила сюда не для того, чтобы потешаться над итальянцами. Днем она работала в пансионе, а ночью за несколько монет делила постель с мужчинами. На досаду своим подругам она преданно привязалась к Гвидо и даже отказалась спать с кем-либо еще, не соглашаясь ни на какие деньги. Однако однажды она исчезла. Никто не знал, где ее искать, никто не знал, куда она ушла. Пять лет спустя он вновь увидел ее. По какому-то необъяснимому капризу, вместо того, чтобы вывести команду к казармам на то место, где они строили фабрику и фармакологическую лабораторию, он поехал на автобусе в город. Здесь на автобусной станции, как будто ожидая его, сидела Рорэма. Прежде чем он полностью оправился от неожиданности, она позвала маленькую девочку, которая играла неподалеку. - это Канделярия, - заявила она и невинно улыбнулась. - ей четыре года, и она твоя дочь. Было какое-то безудержное ребячество в ее голосе, в ее выражении лица. Он не смог сдержать смеха. Слабая и тонкая, Рорэма выглядела скорее сестрой, а не матерью ребенка, стоящего рядом с ней. Канделярия молчаливо смотрела на него. Затаенное выражение ее темных глаз было выражением старого человека. Она была довольно высока для своего возраста. Ее лицо было так серьезно, что его нельзя было назвать детским. Но оно тут же стало симпатичной детской мордашкой, когда Канделярия вернулась к своей игре. Когда же она посмотрела на него опять, проказливый лучик блеснул в ее глазах. - идем домой, - сказала она, взяв его за руку и потянув за собой. Не в состоянии сопротивляться твердому давлению ее крошечной ладони, он пошел с ней по главной улице на окраину города. Они остановились перед небольшим домом, окруженным рядами колосьев, по которым волнами перекатывался ветерок. Цементные блоки были неоштукатурены, а рифленые цинковые листы на крыше были закреплены на месте большими камнями. - Наконец-то Канделярия привела тебя сюда, - заявила Рорэма, принимая у него из рук небольшой чемоданчик. - а я уже почти перестала верить, что она родилась ведьмой. - она позвала его внутрь небольшой передней, которая переходила в широкую комнату, пустую, если не считать трех стульев, расставленных у стен. Ступенькой ниже находилась спальня, разделенная занавеской на две части. В одной из них под окном стояла двуспальная кровать, на которую Рорэма бросила его чемодан. На другом краю комнаты висел гамак, где, по-видимому, спала малышка. Следуя за Рорэмой, он прошел по короткому коридору на кухню и сел у деревянного стола, который стоял посреди комнаты. Гвидо Микони взял руки Рорэмы в свои и, как ребенку, начал объяснять, что в город его привела не Канделярия, а плотина, которую будут строить на холмах.

СВА

- Нет, это только на поверхности так. Ты пришел, потому что Канделярия привела тебя сюда, - пробормотала Рорэма. - и вот ты гостишь у нас. Не так ли? - видя, что он молчит, она добавила, - Канделярия родилась ведьмой. - круговым взмахом руки Рорэма указала на комнату, дом и двор. - все это принадлежит ей. Ее крестная мать, знаменитая целительница, подарила ей все это. - она снизила голос и зашептала: - но не этого она хотела. Она хотела тебя. - Меня! - повторил он, встряхнув озадаченно головой. Он никогда не лгал Рорэме о своей семье в италии. - я верю, что ее крестная мать прекрасная целительница. Но родиться ведьмой! Это чистейший вздор. Ты же знаешь, что когда-нибудь я вернусь к семье, которую оставил. Непривычная нервная улыбка пробежала по лицу Рорэмы, когда она достала кувшин и поставила на стол изогнутый бокал. Она наполнила его и протянула ему, добавив: - Микони, эта тамариндовая вода была околдована твоей дочерью Канделярией. Если ты выпьешь ее, ты навсегда останешься с нами. Секунду он колебался, а затем захохотал: - хитрости ведьм - это ерунда и суеверие. - одним долгим глотком он осушил бокал. - это лучший напиток, который я когда-либо пил, - отметил он, протягивая бокал за следующей порцией. Слабый кашель дочери прервал его воспоминания. Он вышел на цыпочках в другую часть разделенной комнаты и с тревогой склонился над спящей в гамаке Канделярией. Грустная улыбка тронула его губы, когда он посмотрел в ее маленькое лицо, в котором так часто пытался обнаружить сходство с собой. Он ничего не видел. Как ни странно, бывали случаи, когда девочка заставляла его задуматься о своем деде. Здесь не было большого сходства, но скорее настроение, определенный жест, сделанный ребенком, напоминал то, что когда-то пугало его. У нее была та же самая мягкость животного, что и у старика. Она лечила любого осла, корову, козла, собаку или кошку. Она фактически уговаривала птиц и бабочек садиться на ее вытянутые руки. Его дед имел тот же дар. В маленьком городе Калабрии люди называли его святым. Было что-то святое или нет в Канделярии, он не слишком в это верил. Однажды после полудня он нашел ребенка во дворе, лежащей на животе. Ее подбородок упирался в сложенные руки. Она беседовала с болезненным на вид котом, который свернулся калачиком в нескольких дюймах от нее. Кот, казалось, отвечал ей. Он не издавал явных звуков, но короткое пыхтение страшно напоминало смех пожилого человека. Мгновенно почувствовав его присутствие, и кот, и Канделярия подпрыгнули в воздух, будто какая-то невидимая нить подкинула их. Они приземлились прямо перед ним с жуткими ухмылками на их лицах. Он растерялся; на какой-то миг их черты, казалось, были наложены друг на друга. Он не мог решить, чье лицо кому принадлежит. С того самого дня он понял, почему Рорэма всегда говорила, что Канделярия ведьма, а не святая. Тихо, чтобы не разбудить ребенка, Гвидо Микони ласкал ее щеку, затем он вышел на цыпочках в небольшую прихожую, слабо освещенную керосиновой лампой. Он потянулся за своим пиджаком, шляпой и туфлями, приготовленными заранее еще вечером, и оделся. Поставив лампу у зеркала, он критически осмотрел свое изображение. Обветренное лицо 46-летнего мужчины, слегка худощавое, было все еще наполнено той неистощимой энергией, которая позволила ему пройти сквозь годы изнурительного труда. Его волосы с прожилками седины были по-прежнему густы, а ясные коричневые глаза ярко блестели под косматыми бровями. Осторожно, стараясь не наступить на собаку, которая во сне скулила и перебирала ногами, он вышел на улицу.

СВА

Прислонясь к стене, он подождал, пока его глаза привыкнут к темноте. Вздохнув, он проводил взглядом ранних тружеников, идущих на работу. Они словно призраки скользили в пустоте предрассветной тьмы. Вместо того, чтобы пойти на южный конец города, где строителей плотины ожидал грузовик, Микони направился на рыночную площадь. Там останавливался автобус на каракас. Слабый свет внутри автобуса очерчивал фигуры нескольких пассажиров, дремавших на своих местах. Он прошел в самый конец и, поднимая чемодан на багажную полку, увидел тень через грязное стекло автобуса. Черная и огромная, она стояла напротив белой церковной стены. Он не знал, что заставило его подумать о ведьме. И хотя он не был верующим, его губы тихо зашептали молитву. Тень растворилась в слабом облаке дыма. Наверное, ослепительные лампы на площади сыграли шутку с его глазами, подумал он. Рорэма и Канделярия объяснили бы это по-другому. Они бы сказали, что он видел одно из тех ночных существ, которые бродят по ночам. Существо, которое никогда не оставляет следов, и лишь таинственными сигналами оно сообщает о своем присутствии и исчезновении. Голос контролера вмешался в его мысли. Микони оплатил свой проезд и спросил, как лучше проехать в порт Ла Гуэйра, а затем закрыл глаза. Дребезжа и покачиваясь, автобус пересек долину и медленно поднялся на пыльную извилистую дорогу. Микони прильнул к окну, рассматривая все в последний раз. Отступающие пятна крыш и белая церковь с колокольней проплыли перед его помутневшими от слез глазами. Как он любил звон этих колоколов! Он больше никогда не услышит их снова. Отдохнув немного под неуловимой тенью цветущего миндального дерева, Гвидо Микони прошелся по площади и свернул на сонную, узкую улочку, которая кончалась кривыми ступеньками, вырезанными в холме. Он поднялся до середины и осмотрел порт. Ла Гуэйро - город, зажатый между горами и морем; розовые, голубые и буро-желтые дома, церковные башни-близнецы и старая таможня, которая, как какой-то древний форт, врезалась в гавань. Его повседневные экскурсии в это уединенное место стали необходимостью. Только здесь он чувствовал себя в безопасности и покое. Иногда он проводил здесь несколько часов, наблюдая, как швартуются большие корабли. По флагам и цвету дымовых труб он пытался угадать, какой стране они принадлежат. Его еженедельные визиты в контору судоходства этого города были так же необходимы для его благополучия, как и это наблюдение за судами. Прошел месяц с тех пор, как он оставил Рорэму и Канделярию, а он все еще не мог решить, вернуться ли ему в италию напрямик или проездом через Нью-Йорк. Или последовать совету мистера Гилкема из судоходной конторы: сесть на один из немецких сухогрузов, плывущих через Рио, Буэнос-айрес, через африку в средиземное море и посмотреть на мир. Но какими бы заманчивыми ни были его возможности, он не мог заставить себя заказать обратный билет в италию. Он не понимал, почему. Хотя в глубине души он знал причину. Он поднялся на вершину холма и свернул на узкую извилистую тропинку, ведущую к пальмовой рощице. Он сел на землю, прислонив спину к стволу, и начал обмахивать себя шляпой. Тишина была абсолютной. Пальмовые листья неподвижно обвисли. Даже птицы парили без каких-либо усилий, словно падающие листья, подколотые к безоблачному небу. Он услышал отдаленный смех, эхом отозвавшийся в тишине. Вздрогнув, он оглянулся. Звенящий звук напомнил ему смех его дочери. Внезапно ее лицо материализовалось перед его глазами. Мимолетный образ, бестелесный, плывущий в каком-то слабом свете; ее лицо, казалось, было окружено нимбом.

СВА

Быстрыми, резкими движениями, словно стараясь стереть наваждение, Гвидо Микони замахал своей шляпой. Возможно, что Канделярия на самом деле родилась ведьмой, - размышлял он. - может ли ребенок действительно быть причиной его нерешительности с отъездом? - спрашивал он самого себя. Была ли она причиной его неспособности вспомнить лица жены и детей, оставшихся в италии, как бы сильно он ни желал этого? Гвидо Микони встал и обвел глазами горизонт. На секунду он подумал, что спит и видит огромный корабль, который появился словно мираж в дрожащем мареве раскаленного воздуха. Судно подходило все ближе и ближе, направляясь в гавань. Несмотря на расстояние, он ясно различал белую, красную и зеленую трубы. - Итальянское судно! - закричал он, подбросив свою шляпу в воздух. Он был уверен, что теперь его наконец оставят чары Венесуэлы, Рорэмы и Канделярии, этих суеверных созданий, которые читают приметы по полету птиц, движению теней, направлению ветра. Он счастливо улыбнулся. Это судно, входящее в гавань, было прекрасным чудом, было его освобождением. В волнении он несколько раз оступился, сбегая вниз по кривым ступенькам. Он помчался мимо старых колониальных домов. Не останавливаясь, он мельком услышал плеск воды в фонтанах, пение птиц в клетках, вывешенных у открытых окон и дверей. Он бежал в контору судоходства. Он бежал, чтобы купить билет в этот же день. Его резко остановил детский голос, назвавший его полное имя. Преодолевая внезапное головокружение, он закрыл глаза и прислонился к стене. Кто-то схватил его за руку. Он открыл глаза, но увидел лишь черное пятно, маячившее перед ним. Он снова услышал голос ребенка, который звал его по имени. Понемногу головокружение прекратилось. Все еще рассеянным взором он посмотрел на взволнованное лицо мистера Гилкема, голландца из конторы судоходства. - я не знаю, как здесь оказался, но мне надо поговорить с тобой, - заикаясь, проговорил Гвидо Микони. - с холма я увидел входящее в гавань итальянское судно. Я хочу немедленно купить билет на родину. Мистер Гилкем недоверчиво покачал головой. - ты уверен в этом? - спросил он. - Я хочу взять билет на родину, - по-детски настаивал Микони. - прямо сейчас! - под пристальным взглядом мистера Гилкема, красноречивым по смыслу, он добавил: - я в конце концов нарушу это заклятие! - Конечно, ты сделаешь это. - мистер Гилкем одобряюще похлопал его по плечу, а затем направил к кассиру. Подняв глаза, Гвидо Микони посмотрел на высокого худощавого голландца, который важно сидел за прилавком. Как обычно, мистер Гилкем был одет в белый льняной костюм и черные матерчатые сандалии. Челка седых волос, проросшая на одной стороне его головы, была аккуратно зачесана и распределена по его голому черепу. Его лицо постарело от безжалостного солнца и, конечно же, от выпитого рома.

СВА

Мистер Гилкем вынул тяжелый гроссбух и шумно опустил его на прилавок. Он пододвинул стул, сел и начал писать. - есть некоторые люди, которые решили остаться здесь, - сказал он. Затем поднял свою ручку и указал ею на Микони. - и ты, мой друг, никогда не вернешься в италию. Гвидо Микони, совершенно не зная, что ему ответить, укусил свою губу. Мистер Гилкем издал громкий хохот, который, зародившись в глубине его брюха, прорвался грохочущим болезненным звуком. Но когда он заговорил, его голос странно смягчился. - я просто пошутил. Я возьму тебя с собой на судно. Мистер Гилкем сходил с ним в отель и помог собрать его вещи. Уверившись, что он получил каюту, какую просил, и расплатившись, Микони распрощался с голландцем. Немного обалдев, он озирался, заинтригованный тем, что на палубе итальянского судна, стоящего на якоре у девятого пирса, никого не было. Он поставил стул рядом со столиком на палубе, сел на него верхом и опустил лоб на деревянную спинку. Нет, он не сошел с ума. Он был на итальянском судне, повторял он сам себе, надеясь рассеять страх того, что вокруг никого не было. Сейчас, отдохнув немного, он спустится на другую палубу и докажет себе, что команда и остальные пассажиры находятся на корабле. Эта мысль вернула ему уверенность. Гвидо Микони встал со стула и, опираясь на перила, посмотрел на пирс. Он увидел мистера Гилкема, который замахал ему рукой, увидев его. - Микони! - кричал голландец. - судно поднимает якорь. Ты уверен, что хочешь уехать? Гвидо Микони прошиб холодный пот. Неизмеримый страх овладел им. Он очень хотел спокойной жизни рядом с семьей. - я не хочу уезжать, - закричал он в ответ. - У тебя нет времени, чтобы вернуть свой багаж. Трап уже убрали. Прыгай немедленно. Тебя поймают в воде. Если ты не прыгнешь сейчас, ты не сделаешь этого никогда. Гвидо Микони колебался всего секунду. В его чемодане лежали драгоценности, которые он собирал годами, работая почти с нечеловеческим упорством. И все это будет утрачено? Он решил, что у него есть еще достаточно сил, чтобы начать все с начала, и прыгнул с перил. Все слилось. Он собрался перед ударом о воду. Он не волновался, так как был хорошим пловцом. Но удара так и не последовало. Он услышал голос мистера Гилкема, громко сказавшего: - я думаю, этот человек в обмороке. Автобус не поедет, пока мы не выведем его. Эй, кто-нибудь, подайте его чемодан. Гвидо Микони открыл свои глаза. Он увидел черную тень на белой церковной стене. Он не знал, что заставило его подумать о ведьме. Он чувствовал, что его подняли и вынесли из автобуса. Потом пришло разрушительное понимание. - Я никогда не смогу уехать. Я никогда не уезжал. Это был сон, - повторял он. Его мысли вернулись к драгоценностям в чемодане. Он был уверен, что тот, кто схватил чемодан, украл его. Но драгоценности больше не имели для него значения. Он уже потерял их на судне.

СВА

В моей последней поездке к дому Гвидо Микони меня сопровождала Мерседес Перальта. Когда в конце дня мы собрались вернуться в город, Рорэма обняла меня и повела сквозь заросли тростника узкой тропой к небольшой поляне, обсаженной кустами юкки, чьи цветы, прямые и белые, напоминали мне ряды свечей на алтаре. - Как тебе это нравится? - спросила Рорэма, указывая на грядки, укрытые редким навесом из тонких и сухих ветвей, который по углам поддерживался раздвоенными на концах шестами. - Прямо как на картинке! - воскликнула я, осматривая поле, покрытое перистыми ростками моркови, малюсенькими листьями салата, сходными по форме с сердечками, и кружевными завитками веточек петрушки. Сияя восторгом, Рорэма прогуливалась туда и обратно вдоль опрятно вспаханных рядов смежного поля, собирая на свою длинную юбку массу сухих листьев и веточек. Каждый раз указывая место, где она посадила салат, редис или цветную капусту, Рорэма поворачивалась ко мне, ее рот изгибался в слабой воздушной улыбке, а хитрые глаза сверкали из-под полуприкрытых век, отражая огонек низкого послеполуденного солнца. - Я знаю, что у меня есть прямое посредничество ведьмы, каким бы оно ни было, - внезапно воскликнула она. - и единственно хороший момент в этом то, что я знаю это. Прежде чем я воспользовалась случаем расспросить ее подробнее, она подошла ко мне и обняла меня. - Я надеюсь, ты не забудешь нас, - сказала она и отвела меня к джипу. Мерседес Перальта крепко спала на переднем сидении. В одном из окон второго этажа показался Гвидо Микони. Он сделал мне знак рукой, который был скорее манящим, чем прощальным. Незадолго до того, как мы достигли Курмины, Мерседес Перальта зашевелилась. Она громко зевнула и рассеянно посмотрела в окно. - Ты не знаешь, что на самом деле произошло с Гвидо Микони? - спросила она. - Нет, - сказала я. - мне только известно, что Микони и Рорэма называют это вмешательством ведьмы. Донья Мерседес захихикала. - это определенно было вмешательство ведьмы, - сказала она. - Канделярия уже говорила тебе, что когда ведьмы вмешиваются во что-то, они говорят, что делают это своей тенью. Канделярия создала звено для своего отца; она создала ему жизнь во сне. Поскольку она ведьма, она вращала колесо случая. Виктор Джулио тоже создал звено, и он тоже повернул колесо случая, но так как он не был магом, сон Октавио Канту - хотя он так же реален и нереален, как сон Микони - получился очень длинным и мучительным. - Как Канделярия создала вмешательство? - Некоторые дети, - объяснила донья Мерседес, - имеют силу желать чего-либо с огромной страстью долгий период времени. - она откинулась на свое сидение и закрыла глаза. - Канделярия была таким ребенком. Она была рождена такой. Она желала возвращения своего отца, и желала этого, ни в чем не сомневаясь. Эта отдача, эта решимость и есть то, что ведьмы называют тенью. Это было той самой тенью, которая не могла позволить Микони уйти. Мы проехали остаток пути в молчании. Мне хотелось переварить ее слова. Прежде, чем мы вошли в ее дом, я задала ей последний вопрос. - Как мог Микони иметь такой подробный сон? - Микони никогда не хотел уезжать, никогда, - ответила она. - поэтому он был открыт непоколебимому желанию Канделярии. Подробности сна сами по себе, однако, не являются частью вмешательства ведьмы, это было воображение Микони.

СВА

* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

Когда что-то пощекотало мою щеку, я села и медленно подняла глаза к потолку, разыскивая гигантского мотылька. С тех пор, как я увидела его в рабочей комнате доньи Мерседес, я была одержима им. Каждую ночь мотылек размером в птицу появлялся в моих снах, трасформируясь в Мерседес Перальту. Когда я рассказала ей, что верю в свои сны, она высмеяла это, как плод моего воображения. Я вновь опустилась на свою смятую подушку. Уже погружаясь в сон, я услышала шарканье Мерседес Перальты, проходящей мимо моей двери. Я вскочила, оделась и на цыпочках выбежала в темный коридор. Тихий смех донесся из ее рабочей комнаты. Янтарное зарево горящих свечей просачивалось сквозь открытую, небрежно задернутую портьеру. Непреодолимое любопытство заставило меня взглянуть внутрь. За столом сидела Мерседес Перальта и мужчина, лицо которого было скрыто шляпой. - Ты не хочешь присоединиться к нам? - крикнула донья Мерседес. - я только что говорила нашему другу, что вскоре ты придешь взглянуть на меня. - Лион Чирино! - воскликнула я, как только он повернулся ко мне и приподнял край шляпы в знак приветствия. Мы познакомились во время моего неудачного участия в сеансе. Именно он организовывал встречи спиритов. Ему было около семидесяти-восьмидесяти лет, но на его темном лице было всего несколько морщин. У него были большие черные глаза и искрящиеся белые зубы, которым следовало бы быть желтыми от сигар. На его подбородке торчала щетина, но его седые, коротко остриженные волосы были безупречно причесаны. Его темный костюм, помятый и мешковатый, выглядел так, будто он спал в нем. - Он работал как сумасшедший, - сказала донья Мерседес, словно читая мои мысли. Хотя меня больше не приглашали на сеансы, Мерседес Перальта одобряла мои поездки к Леону Чирино. Иногда она сопровождала меня, иногда я ездила одна. Он был плотник по профессии, но его знание различных шаманских традиций, практикуемых в Венесуэле, было изумительным. Его интересовали мои изыскания, он часами изучал мои записи, отслеживая в процедурах магов индейские и африканские корни. Он знал всех спиритуалистов, ведьм и знахарей Венесуэлы восемнадцатого и девятнадцатого веков. Он говорил о них с такой искренней фамильярностью, словно желал, чтобы у меня сложилось впечатление, будто он знает их лично. Голос Мерседес Перальты бесцеремонно оборвал мои воспоминания. - ты не хотела бы поехать с нами, чтобы выполнить обещание? - спросила она. Смущенная ее вопросом, я посмотрела сначала на нее, потом на него. Их лица мне ничего не сообщили. - Мы уезжаем сейчас же, - сказала она мне. - у нас в запасе только ночь и день. - она встала и взяла меня за руку. - я подготовлю тебя для поездки. Подготовка заключалась в следующем. Она спрятала мои волосы под тесную вязаную матросскую шапочку и вымазала мое лицо черной растительной пастой. Она заставила меня поклясться, что я ни с кем не заговорю и не буду задавать вопросов.

СВА

Игнорируя мое предложение воспользоваться джипом, Мерседес Перальта вскарабкалась на заднее сидение старого меркурия Леона Чирино. С мятыми бамперами и разбитой рамой, его машина выглядела так, словно ее вытащили со склада металлолома. Прежде чем я рискнула спросить, куда мы едем, она велела мне залазить и присматривать за ее корзиной, наполненной лечебными травами, свечами и сигарами. Громко вздохнув, она перекрестилась и заснула. Я не решалась заговорить с Леоном Чирино; вся его концентрация, казалось, шла на то, чтобы управлять машиной. Ближний свет едва освещал пятачок дороги перед нами. Слегка сгорбившись, он напряженно крутил баранку, словно этим как-то мог помочь машине пересекать темные холмы. Когда она артачилась на крутых подъемах, он тихо уговаривал ее продолжать путь. Но под гору он выжимал из машины все, проходя повороты в темноте на безрассудной скорости, так что я заволновалась за наши жизни. Сумерки врывались сквозь неостекленные окна и щели в картоне, который скрывал ржавые дыры в полу. Торжественно улыбаясь, он наконец резко остановился и погасил передние фары. Донья Мерседес зашевелилась на заднем сиденье. - Мы приехали, - мягко сказал Леон Чирино. Мы вышли из машины. Стояла темная безоблачная ночь. На небе не было ни одной звезды. Прямо перед нами что-то протянулось черной полосой. Я неловко шагнула и ухватилась за донью Мерседес, у которой, казалось, никаких проблем видеть в темноте не было. Леон Чирино взял меня за руку и повел. Я услышала около себя приглушенный смех. Здесь явно были другие люди, которых я пока не могла видеть. Наконец, кто-то зажег керосиновый фонарь. В слабом дрожащем свете я различила силуэты четырех мужчин и доньи Мерседес, сидящих кругом. Леон Чирино отвел меня на несколько шагов от группы. Я чувствовала полный упадок сил. Он помог мне сесть, прислонив меня к какой-то глыбе, торчащей из земли, затем подал фонарь и проинструктировал, как держать его и освещать то, что скажут. Затем он дал мне две солдатские кружки; та, что побольше, была наполнена водой, в другой был ром. Я должна была подавать их мужчинам по их просьбе. Молча и без усилий двое мужчин начали копать мягкий грунт, аккуратно возводя у ямы кучу земли. Прошло по крайней мере полчаса, прежде чем они остановились и потребовали ром. Пока они пили и отдыхали, Леон Чирино и другой мужчина продолжали копать. Так, сменяя друг друга, они работали, пили - кто ром, кто воду - и отдыхали. За час мужчины выкопали яму, в глубине которой спокойно мог спрятаться человек. Когда один из них ударил лопатой о что-то твердое, они перестали работать. Леон Чирино попросил меня посветить внутрь ямы, но не смотреть туда. - это он, - сказал один из мужчин. - теперь нам надо обкопать его. - он и его партнер присоединились к тем, кто находился в яме.

СВА

Я умирала от любопытства, но не смела нарушить своего обещания. Ах, если бы я только могла говорить с доньей Мерседес, которая сидела неподалеку от меня. Она была так неподвижна, что казалось, будто она в трансе. Мужчины лихорадочно работали в яме. Прошло почти полчаса, прежде чем я услышала голос Леона Чирино, говорящего донье Мерседес, что они готовы открыть его. - Музия, зажги сигару из моей корзины и дай ее мне, - приказала она. - и принеси мне корзину. Я зажгла сигару и уже хотела встать, чтобы принести ее ей, как Леон Чирино зашептал со дна ямы: - присядь, Музия! Присядь! Я остановилась и передала сигару и корзину донье Мерседес. - Не смотри в яму ни за что на свете! - шепнула она мне в ухо. Я вернулась туда, где сидела, борясь с почти непреодолимым желанием посветить фонарем в яму. Я знала с абсолютной уверенностью, что они выкапывают сундук, полный золотых монет. Я даже могла слышать звук лопат, тупо ударяющих обо что-то, что казалось большим и тяжелым. Очарованная, я смотрела, как донья Мерседес достала из своей корзины черную свечу и банку с черной пудрой. Она зажгла свечу, установила ее на землю возле ямы, затем приказала мне потушить фонарь. Черная свеча источала жуткий свет. Донья Мерседес села у свечи. Повинуясь какой-то непроизнесенной команде, мужчины по очереди высунули свои головы прямо перед ней. Каждый раз, когда возникала голова, она отсыпала небольшую порцию черного порошка в ладонь, а затем натирала им каждую голову. Вскоре, после того, как она управилась с головами, она намазала черным порошком руки мужчин. Мое любопытство достигло предела, когда я услышала треск открываемой крышки. - Мы достали ее, - сказал Леон Чирино, высунув свою руку из ямы. Донья Мерседес подала ему банку с черным порошком, затем банку с чем-то белым, и после этого задула свечу. Нас снова поглотила полнейшая тьма. Стоны и вздохи мужчин, вынимавших что-то из ямы, еще больше подчеркивали неестественную тишину. Я прижалась к донье Мерседес, но она оттолкнула меня. - Все сделано, - прошептал Леон Чирино напряженным голосом. Донья Мерседес вновь зажгла черную свечу. Я с трудом различила контуры трех мужчин, которые несли большой узел. Они положили его на кучу грунта. Я наблюдала за ними с такой увлеченностью, что чуть не упала в яму, услышав голос доньи Мерседес. Она приказала Леону Чирино, который все еще находился в яме, поскорее забить гвоздями то, что там было, и вылезать. Леон Чирино появился сейчас же, и донья Мерседес массировала ему лицо и руки, в то время, как трое других мужчин, взяв лопаты, засыпали яму. Когда они закончили работу, донья Мерседес поставила свечу в центр зарытой ямы. Леон Чирино бросил на нее последнюю лопату земли и погасил пламя. Кто-то зажег керосиновый фонарь и мужчины немедленно продолжали свой труд; они утрамбовали землю так идеально, что никто не смог бы догадаться о произведенных раскопках. Я следила за ними все это время, но в последний миг все мое любопытство сфокусировалось на узле, завернутом в брезент.

СВА

- Теперь никто не узнает, - сказал один из мужчин и тихо засмеялся. - а сейчас надо уходить отсюда. Скоро начнет светать. Мы подошли к узлу. Я освещала путь. Мне очень не терпелось узнать, что там такое. В попытках я налетела на узел, брезент соскользнул, приоткрыв часть женской ноги, одетой в черный ботинок. Не в силах сдержать себя, я сдернула брезент и осветила раскрытый узел. В нем был труп женщины. Мой испуг и ошеломление достигли таких размеров, что я даже не закричала, хотя желала этого и прилагала к этому все силы. Все, что я смогла сделать, это каркнуть. Затем все в моих глазах потемнело. Я залезла на заднее сидение машины Леона Чирино и уткнулась в колени доньи Мерседес. Она плотно прижала к моему носу платок, смоченный смесью нашатыря и розовой воды. Это было любимое средство доньи Мерседес. Она называла его духовной инъекцией. - Я всегда знала, что ты трусиха, - отозвалась она и начала массировать мне виски. Леон Чирино крутился вокруг. - ты очень смелая, Музия, - сказал он. - но у тебя еще нет сил, чтобы отступить. Тебе придется потерпеть. Несколько дней придется потерпеть. Я не отзывалась. Мой испуг был слишком велик, чтобы можно было успокоиться. Я со злостью обругала их за то, что они не предупредили меня о своих действиях. Донья Мерседес ответила, что все, сделанное ими, делалось преднамеренно, и частью их замысла была моя полная неосведомленность. Это давало им род защиты против осквернения могилы. Слабым местом оказался мой жадный интерес к тому, что было под брезентом. - Я говорила тебе, что мы приехали выполнить обещание, - сказала мне донья Мерседес. - мы закончили первую часть - выкопали труп. Теперь мы должны похоронить его снова. - она закрыла свои глаза и заснула. Я пересела на переднее сиденье. Тихо напевая, Леон Чирино поехал по грунтовой дороге к побережью. Было уже утро, когда мы достигли заброшенной кокосовой рощи. Почувствовав запах морского бриза, Мерседес Перальта проснулась. Она громко зевнула и выпрямилась. Высунувшись в окно, она, казалось, вдыхала плеск дальних волн. - Вот хорошее место для остановки, - заявил Леон Чирино, притормозив в нескольких шагах от пальмового дерева, прямее и выше которого я еще не встречала. Казалось, что тяжелые серебристые листья подметают облака на темно-синем небе. - Здесь поблизости находится дом Лоренцо Паза, - продолжал болтать Леон Чирино, помогая донье Мерседес выйти из машины. - прогулка пойдет нам на пользу. - улыбаясь, он подал мне ее корзину. Мы пошли проторенной дорогой через густые заросли высокого бамбука, обрамлявшего ручей. Здесь было прохладно и темно, а воздух наполнялся зеленой прозрачностью листьев. Леон Чирино шагал впереди нас, его соломенная шляпа была сдвинута на глаза так, чтобы ее не унес ветер. Мы догнали его на узком мосту. Опираясь на балюстраду из свежесрезанных шестов, мы немного отдохнули, наблюдая за группой женщин, стиравших белье. Из чьих-то рук выскользнула рубашка, и юная девушка прыгнула в воду, чтобы поймать ее. Тонкое платье вздулось воздушным пузырем, затем облепило ее грудь, живот и мягкий изгиб бедер. Прямая грунтовая дорога по ту сторону моста вела к маленькой деревушке, в которую мы так и не зашли. Свернув на заброшенное маисовое поле, мы пошли вдоль оросительной канавы.

СВА

Затвердевшие початки жалко обвисали шелухой на засохших стеблях; при слабых дуновениях ветерка они издавали трескучее шуршание. Мы подошли к маленькому дому. Его стены были недавно покрашены, а черепичная крыша частично переделана. Банановые деревья, листья которых были почти прозрачны на солнечном свете, словно часовые стояли стеной перед дверью. Дверь была приоткрыта. Без стука и отклика мы вошли в дом. На кирпичном полу, опираясь о стены, сидело несколько мужчин. Увидев нас, они в знак приветствия подняли наполовину наполненные ромом стаканы, а затем вновь продолжили беседу низкими, ленивыми голосами. В узкое окно врывался солнечный луч. Пыль, клубящаяся в нем, подчеркивала спертую духоту и острый запах керосина. В дальнем углу комнаты на двух упаковочных ящиках стоял открытый гроб. Один из мужчин поднялся и, нежно взяв меня под локоть, подвел к гробу. Мужчина был небольшой, но крепко сложенный. Его седые волосы и морщинистое лицо указывали на ?????????? ???????? ??? Что-то моложавое было в изящном наклоне его скул и озорном выражении его красно-коричневых глаз. - Взгляни на нее, - шепнул он, склоняясь над мертвой женщиной, лежавшей в грубом неокрашенном гробу. - видишь, как она еще красива. Я едва сдержала крик. Это была та самая женщина, которую мы откопали прошлой ночью. Я подошла поближе и внимательно осмотрела ее. Несмотря на серо-зеленый цвет кожи, который не мог скрыть даже грим, в ней было что-то живое. Казалось, будто она улыбается своей собственной смерти. Ее тонкий нос венчали круглые очки без стекол. Яркие выкрашенные губы были полуоткрыты, обнажая прекрасные белые зубы. Ее длинное тело было завернуто в мантию, отделанную белым. На подставке лежала красно-черная деревянная маска дьявола, украшенная двумя угрожающе вывернутыми рогами барана. - Она была очень красива и очень дорога для меня, - сказал мужчина, расправляя складку на мантии. - Невероятно, как она еще красива, - согласилась я с ним. Боясь, что он перестанет говорить со мной, я не стала задавать ему вопросы. С волнением продолжая расправлять красную мантию, он подробно рассказал мне о том, как они выкопали ее из могилы на кладбище вблизи Курмины и принесли в его дом. Внезапно он взглянул на меня и понял, что я здесь посторонняя. Он осмотрел меня с любопытством. - Ох, милая моя! Ну что я за хозяин? - воскликнул он. - я все говорю и говорю, а еще не предложил тебе ни еды, ни питья. - он взял меня за руку и представился: - я - Лоренцо Паз. Я хотела сказать ему, что мне кусок в горло не полезет, но он быстро провел меня через узкий проход на кухню. Здесь у керосиновой плиты хозяйничала Мерседес Перальта. Она размешивала какую-то стряпню из лекарственных растений, которые принесла с собой. - ты лучше похорони ее поскорее, Лоренцо, - сказала она. - не надо слишком долго держать ее над землей. - Она еще хороша, - уверял ее мужчина. - я уверен, ее муж отвалил солидный куш тем, кто бальзамировал ее в Курмине.

СВА

Для большей надежности я посыпал гроб негашеной известью, а ее тело обернул в ткань, пропитанную керосином и креозолом. - он умоляюще посмотрел на целительницу. - я должен быть уверен, что ее дух последует за нами. Кивнув, донья Мерседес продолжала мешать свою стряпню. Лоренцо Паз наполнил ромом две эмалированные кружки. Он подал одну мне, а другую - донье Мерседес. - мы похороним ее, как только она остынет, - пообещал он и вышел в другую комнату. - Кем была эта мертвая женщина? - спросила я донью Мерседес и села на кипу сухих пальмовых листьев, сложенных у стены. - Для тех, кто тратит большую часть своего времени на изучение людей, ты не очень наблюдательна, - заметила она, мягко улыбаясь. - я указывала тебе на нее несколько раз прежде. Она была женой фармацевта. - Шведка? - ошеломлено спросила я. - но почему?.. - конец моей фразы потонул в шумном хохоте мужчин в соседней комнате. - Я думаю, они узнали, что ты была той, кто держал фонарь прошлой ночью, - сказала донья Мерседес и вышла в другую комнату посмеяться вместе с мужчинами. Непривычная к спиртному, я почувствовала, что фактически засыпаю. Голоса мужчин, их смех, а несколько позже ритмичный стук молотка доносились до меня как будто издалека.
Ближе к вечеру мужчины ушли с гробом на кладбище, а я и донья Мерседес отправились в деревню. - Интересно, где все люди? - спросила я. Кроме девчушки, стоявшей у дверей с голым карапузом на спине, и нескольких собак, лежавших в тени домов, на площади никого не было. - На кладбище, - сказала донья Мерседес, направляясь через площадь к церкви. - сегодня день поминовения умерших. Люди приводят в порядок могилы своих покойных родственников и молятся за них. Внутри церкви было прохладно и сумрачно. Последние нити солнечного света, дробясь цветными стеклами узких окон, падали вниз, освещая статуи святых в стенных нишах. Распятие в натуральную величину, с разорванной, вывернутой плотью и упавшей, кровоточащей головой, освещенной ярким светом, возвышалось на алтаре. Справа от распятия стояла статуя счастливой девы из Коромото, облаченной в голубую бархатную накидку с вышитыми звездами. Слева был косоглазый образ святого иоанна, в узкополой шляпе и в красном фланелевом плаще, порванном и пыльном, небрежно наброшенном на его плечи. Донья Мерседес потушила пламя семи свечей, горевших на алтаре, положила их в свою корзину и зажгла семь новых. Она закрыла глаза и, сложив руки, прочла длинную молитву. Солнце едва мерцало за холмами, когда мы вышли из церкви. Малиновые и оранжевые облака, украшенные закатом, медленно тянулись к морю в золотистых сумерках. Когда мы пришли на кладбище, было уже темно.

СВА

Казалось, что здесь собралась вся деревня. Мужчины и женщины, присев возле могилы, молились тихими голосами, окруженные горящими свечами. Мы прошли вдоль низкой кладбищенской стены к уединенному месту, где отдыхали Лоренцо Паз и его друзья. Они уже опустили гроб в землю и забросали его грунтом. Их лица, освещенные расположенными по кругу свечами, превратились в абстрактные маски, чьи призрачные формы скорее годились тем, кто был погребен под нами. Как только они заметили Мерседес Перальту, они ретиво бросились устанавливать крест в изголовье могилы. Сделав это, они исчезли, быстро и беззвучно, как если бы их поглотила тьма. - Сейчас мы вызовем сюда духа Бирджит Брицены, - сказала донья Мерседес, доставая из корзины семь свечей, которые взяла с церковного алтаря, и столько же сигар. Воткнув свечи в мягкий грунт на вершине могилы, она зажгла их и сунула в рот первую сигару. - следи внимательно, - шепнула она, передавая мне остальные сигары. - когда я выкурю ее, у тебя уже должна быть раскурена следующая. Делая глубокие затяжки, она выпустила дым в четырех главных направлениях. Она сидела у могилы и непрерывно курила, шепча заклинания низким дребезжащим голосом. Казалось, что табачный дым выходил не из ее рта, а прямо из-под земли. Тонко струясь, он окутывал нас облаком. Очарованная, я сидела возле нее, подавала сигару за сигарой и слушала ее мелодичное, но непонятное пение. Когда она начала передвигать свою левую руку над могилой, я придвинулась к ней поближе. Мне казалось, что она встряхивает трещоткой, но в руке у нее ничего не было видно. Я только слышала трескучий звук зерен или, возможно, мелкой гальки, которую она быстро перекатывала в руке. Крошечные искры, словно светлячки, выскакивали между ее сжатых пальцев. Она начала насвистывать странный мотив, который стал вскоре неотличим от шуршащего шума. Из дыма выплыла высокая фигура, облаченная в длинную мантию и колпак. Я прижала руку ко рту, заглушая нервный смех. Я считала, что еще нахожусь под воздействием рома и принимаю участие в каком-то трюке, который, возможно, является частью дневного праздненства в память умерших. Полностью поглощенная, я следила за фигурой, вышедшей из дымного круга и бредущей к кладбищенской стене. Взгляд задержался на грустной улыбке призрака. Я услышала мягкий смех, такой тихий и нереальный, что, возможно, он был лишь частью пения Мерседес Перальты. Но голос стал громче. Звук, казалось, исходил из четырех углов могилы, каждая сторона повторяла слова эхом. Дым рассеялся; он поднялся к пальмовым листьям и исчез в ночи. Некоторое время донья Мерседес продолжала сидеть у могилы, что-то тихо бормоча. Ее лицо едва виднелось в свете догоравших свечей. Она повернулась ко мне, на ее губах промелькнула улыбка. - Я заманила дух Бирджит Брицены сюда, но не к ее могиле, - сказала она. Взяв мою руку, она встала. Я хотела спросить ее о странном видении, но что-то в пустом выражении ее глаз заставило меня замолчать. Лоренцо Паз, прислонясь к огромному валуну, ожидал нас за кладбищем. Ни слова не говоря, он встал и последовал за нами по узкой тропе, ведущей к пляжу. Полумесяц ярко сиял на выбеленном плавнике, разбросанном по широкой полосе песка. Донья Мерседес приказала мне подождать ее у ствола вырванного с корнем дерева. Она и Лоренцо Паз ушли на берег. Он снял свою одежду, вошел в воду и исчез в волнистом фосфорецирующем седом покрывале, обшитом серебристыми тенями. Он показался несколько раз на волне, блеснув в лунном свете, затем его вынесло на берег. Мерседес Перальта достала из корзины банку и посыпала ее содержимым распростертую на песке фигуру.

СВА

Встав на колени рядом с ним, она положила свои руки ему на голову и забормотала заклинания. Она нежно массировала ее, ее пальцы едва касались тела, наконец вокруг него показалось слабое свечение. Быстрыми рывками она покатала его из стороны в сторону, ее рука описывала в воздухе округлое движение. Казалось, что она собирала тени и обматывала их вокруг него. Немного позже она вернулась ко мне. - дух Бирджит Брицены прилип к нему, как вторая кожа, - сказала она, садясь рядом со мной на ствол дерева. Вскоре Лоренцо Паз, одевшись, подошел к нам. Донья Мерседес движением своего подбородка приказала ему сесть перед ней на песок. Поджимая губы, она издала несколько громких шлепающих звуков и своими быстрыми, короткими выдохами заставила вибрировать горло в приглушенном рычании. - Пройдет много времени, прежде чем призрак Бирджит Брицены будет забыт, - сказала она. - процесс умирания длится некоторое время и после того, как тело предано земле. Умерший очень медленно теряет память о себе. Она повернулась ко мне и приказала сесть на песок рядом с Лоренцо Пазом. Его одежда пахла дымом свечей и розовой водой. - Лоренцо, - обратилась она к нему. - мне хочется, чтобы ты рассказал Музии историю о том, как ты околдовал Бирджит Брицену. Он озадаченно посмотрел на нее, затем обернулся и взглянул на море; его голова слегка склонилась, казалось, что он выслушивает тайное послание от волн. - почему ей нравится слушать нелепые истории стариков? - спросил он ее, не обращая внимания на меня. - у Музии есть свои собственные истории. Я уверен в этом. - Но это же я прошу тебя рассказать ей твою историю, - сказала донья Мерседес. - она рассматривает пути и способы, посредством которых колесо случая может быть повернуто человеком. В твоем случае объект, который повернул колесо, это ты, Лоренцо. - Колесо случая! - сказал он грустным голосом. - я помню это, словно все случилось только вчера. - по-видимому, размышляя о чем-то, он потыкал гальку кончиком своего ботинка и вытянулся плашмя на песке. Со своего кресла позади прилавка в тусклом, прокуренном баре Лоренцо наблюдал за группой мужчин, склонившихся за бильярдным столом над партией корнера. Он перевел взгляд на часы у камина, отмечавшие каждый час стеклянным перезвоном. Почти рассвело. Он уже хотел подняться и напомнить мужчинам о позднем времени, когда услышал шаркающие шаги Пэтры. Он опять быстро уселся. Злая усмешка пробежала по его лицу. Пусть посетителями занимается его тетушка. Никто в городе еще не избежал ее порицаний. Их слушали, не считаясь с тем, какими бы мерзкими и возмутительными они ни были. - Этот чертов стук бильярдных шаров не дает человеку заснуть, - пожаловалась она хриплым голосом, едва только вошла в комнату. - вы не подумали о том, что вас ждут жены? Вы не думаете, что вам надо завтра идти на работу, как и всем добрым христианам? - не давая мужчинам прийти в себя от неожиданности, она продолжала в той же негодующей манере. - я знаю, что делается с вами. Вы уже сожалеете о том, что принесли эти языческие рождественские деревья в свои дома, что разрешили своим детям играть в рождественские игры. Она перекрестилась и набросилась на одного из мужчин. - вот ты, мэр. Как же ты можешь позволять такое? Неужели вы все обратились в протестантов? - Упаси бог, Пэтра, - сказал мэр, крестясь. - не делай из мухи слона. Какой вред в деревьях и играх? Посмотри, как детям это нравится.

СВА

Проворчав что-то неразборчивое, она хотела было уйти, но вдруг остановилась: - мне стыдно за дона Серапио! Он более чужд нам, чем истинные иностранцы. Мне стыдно за то, что он более чужой нам, чем даже его жена. Благодаря им большинство детей в городе не получит подарков трех волхвов шестого января, как то полагается каждому доброму христианину. - она достала на прилавок пачку сигарет. - сейчас они собирают их на рождество, - продолжала она, - называя каких-то типов санта клаусами. Это позор! Прислонясь к двери, она угрожающе рассматривала мэра, не замечая, что сигарета из ее рта давно упала на пол. Она потянулась к полуоткрытой бутылке рома рядом с бильярдным столом и пропустила стаканчик, шепча что-то про себя. Улыбнувшись, Лоренцо ясно вспомнил тот день, когда грузовик, нагруженный необычными ароматными деревьями, приехал в город. Дон Серапио, фармацевт, назвал их рождественскими елками. Он заказал их в каракасе вместе с украшениями и пластинками европейских рождественских песен. Не желая уступать друг другу, друзья дона Серапио вскоре последовали его примеру и, уплатив кучу денег за хрупкие деревья, выставляли их так, чтобы они были заметны в их жилых комнатах. К большому огорчению старых родственников, живущих в этих домах, деревья ставили рядом, а то и прямо в тех местах, которые по традиции отводились для рождественских сцен. Открывая окна, чтобы каждый прохожий мог заглянуть и услышать незнакомые мотивы "тихой ночи" и "танненбаума", женщины украшали тощие веточки стеклянными шарами, бусами, золотой и серебряной мишурой и снегом из ваты. Шорох дребезжащей занавеси рассеял воспоминания Лоренцо. Он помахал рукой мужчинам, покидавшим бар, а затем принялся расставлять бутылки на полках. Его взгляд остановился на маске, засунутой за дешевые статуэтки богородиц, святых и страдающего христа. Фигурки дарили бедные клиенты, которые не в силах были оплатить спиртное. Он вытащил маску. Это была маска дьявола с огромными рогами. Ее оставил приезжий из каракаса. Он не смог оплатить заказанный стакан рома. Прислушиваясь к тому, как Пэтра гремит горшками и кастрюлями на кухне, он поставил маску обратно на полку. Вместо того, чтобы запереть бар, он вытащил свое кресло-качалку на тротуар. Широкие ветви древних деревьев на площади резко вырисовывались на бледном предрассветном небе. Он неторопливо раскачивался взад и вперед. Сквозь полуприкрытые веки он следил за стариками, которые, наверное, никогда не спали на рассвете. Они сидели у своих дверей, беседуя и вспоминая поминутно детали прожитых дней с какой-то все возрастающей живостью. Сквозь тишину плыла мелодия. Через улицу прямо на Лоренцо смотрела Бирджит Брицена, жена фармацевта. Это звучало ее радио. Ему стало интересно, проснулась ли она только что или тоже еще не ложилась. Ее лицо было безупречно овальным. Уголки ее маленького, чувственного, прекрасного рта выражали вызов и нахальство. Ее желтые волосы оплетали голову косой, а холодные голубые глаза, казалось, блеснули, когда она улыбнулась ему. Он кивнул ей в знак безмолвного приветствия. Он всегда немел в ее присутствии.

Тема		Автор	Форум	Ответов	Последнее сообщение
Похожие темы
	Гараж ТОМа и Сенсея	Sensej	Курилочка	34	Вс Июл 04, 2010 12:24 pm Карлсон
	Предостережение!!! (Вниманию Сенсея)	VasekRu	Отзывы о работе Партнеров Клуба	17	Вт Июн 05, 2012 5:48 am ALEXXX#1
	По просьбе Сенсея пишу отчет	blokhin	Системы охлаждения, отопления и кондиционирования	1	Ср Июн 13, 2007 9:30 pm Sensej
	Центральный замок	alnes	Общие вопросы по ремонту, обслуживанию и эксплуатации	1	Пт Фев 04, 2011 12:40 am Карлсон
	Центральный замок	Streeteater	Сhevrolet, Pontiac, Oldsmobile	5	Чт Июн 19, 2008 10:40 am emirspb
	замок капота	spylook	Сhevrolet, Pontiac, Oldsmobile	12	Пт Мар 02, 2012 11:30 pm docent
	Электро замок	spylook	Электрика и электроника	5	Вт Дек 21, 2010 10:30 pm Sensej
	Ремонтируем замок.	Dim124	Кузов и салон	3	Пт Ноя 09, 2012 7:18 pm Dim124
	Замок зажигания	gek13	Спрос	19	Пт Мар 02, 2012 10:31 pm am02rus
	Центральный замок	olegovic	Общие вопросы по ремонту, обслуживанию и эксплуатации	2	Пн Май 07, 2012 3:06 pm olegovic
	Замок капота или...	SolarStone	Кузов и салон	7	Пт Фев 18, 2011 9:55 pm ОЛЕГ63
	Замок багажника без доводчика!!!	Denikin	Спрос	3	Ср Дек 19, 2018 4:47 pm monte carlo
	замок крышки багажника	SergioX	Электрика и электроника	1	Пт Окт 12, 2012 8:58 am monte carlo
	Чем обработать навесной замок	Black547	Курилочка	14	Ср Фев 03, 2010 10:20 pm АВТОлюбитель
	Центральный замок-неисправность	daiver	Электрика и электроника	5	Сб Июл 02, 2016 12:40 pm Сабер

	Список форумов Форум Минивэн-Клуба -> Курилочка	Часовой пояс: GMT + 3 На страницу Пред. 1, 2, 3 ... 58, 59, 60 ... 68, 69, 70 След. скачать топик
Страница 59 из 70

	баннеры наших партнеров.